|
|
|
|
|||
|
|
Акира Йошизава
В
прошлом номере читатели журнала познакомились с японским мастером Акирой Йошизавой. Для того чтобы закрепить первое впечатление о таком большом художнике складывания, мы продолжаем рассказ о его творчестве. Своими личными впечатлениями об уроке, который дал Акира Иошизава
в Германии, делится с читателями очевидец этого события — Виктор Бескровных. |
Подпись (Akira Yoshizawa), сделанная рукой мастера |
|
||
|
|
Первый, кого, что я увидел в зале, был Он. Это было так неожиданно, что я смешался, вошёл в зал и глядел, не веря глазам. Я читал, как неохотно и не каждого приглашает он к себе домой, а с некоторыми и вообще отказывался разговаривать, как, например, со слепым оригамистом Сабуро Казе, как неохотно и не всегда он раздает автографы, хотя, казалось бы, чего естественнее было бы для такой звезды. И вдруг он стоит совсем близко от меня, доступный, как его оригами, подходит к одной из своих работ, к ангелу, распростёршему крылья на стене, смотрит на него с полминуты, неожиданно взволнованно восклицает что-то по-японски и вдруг обнимает меня, чувствительно хлопая по спине неожиданно сильными руками, потом другого, третьего... «Он хочет всех нас на земле обнять, этот Будда, посмотрите на него, как он рад видеть, когда нас всех, собравшихся вместе, объединяет любовь! Он шлет её всем, не только людям, но всему, что есть на земле, её животным, её камням. Он говорит, что мы все отвечаем за то, что происходит на земле, потому что все вместе живём на ней. Вот и нам он послал сейчас время встретиться здесь...» — переводчица быстро сообщает нам, слегка ошалевшим от импульсивности восьмидесятичетырёхлетнего мэтра посетителям, смысл происходящего. Его спрашивали, ему рассказывали о своих успехах, он слушал, кивал, перебегал к другой свое работе, смеялся, обнимал, шалил, тысячу раз благодарил за какие-то пустяки и раскланивался за них тысячу раз, и было странно и приятно глядеть на него, удивительно подвижного в свои годы, очень маленького сухонького японца с глазами играющего ребёнка. Через час он присел на стул, закрыл глаза на пару минут, и стало ясно, что возраст есть возраст, и что он всё ещё этого не замечает. Было видно, что он живёт в мире своих оригами, видит в них намного больше того, что замечаем мы, радуется, что Будда дал ему дар творить оригами. «Я больше не придумываю оригами сам, — говорит он, — так было лишь сначала, я их придумывал, но теперь это не так, теперь я, как личность, больше не участвую в этом. Мои руки больше не принадлежат мне, они принадлежат Богу, который творит оригами моими руками», — и благодарно смотрит на свои руки. Видно, что они для него вправду лишь инструмент, переводящий замыслы Бога на доступный нам человеческий язык. - Сколько оригами сложили Ваши руки, сенсей? — спрашиваю я. - Примерно пятьдесят тысяч. Тут выставлены лишь очень маленькая часть, в основном наброски. — У этой ракеты, говорит он, нижняя часть намного тяжелее верхней, но летает она удивительно хорошо. Это оригами — символ надежды, — он показывает на фотографию абстрактной, похожей на лучи звезды фигуры в книге. Заметно, что с каждым оригами в ней у него сложились долгие глубокие очень личные отношения. Сенсей прав, он действительно целиком растворён в оригами и не существует отдельно. Потом он достаёт старую добрую авторучку и ставит на книге своё имя. Я замечаю, как хорошо выписаны им иероглифы, и сообщаю об этом переводчице, молодой девушке, которая вот уже семь лет учится у мастера искусству оригами. - Вы правы, — отвечает она, — сенсэй несколько лет учился каллиграфии у одного известного у нас мастера каллиграфии. С тех пор сенсэй, когда он берёт в руки не авторучку, а настоящую кисть, то всегда посвящает свою каллиграфию своему ныне умершему учителю. - Каждый, кто хоть чуть углубился в оригами, знает, как нелегко найти для конкретной фигуры подходящую бумагу. Как обстоит с этим в Японии, — спрашиваю я, — сталкивается ли мастер с этой проблемой? - Ах, найти точную бумагу и в Японии также тяжело, как и в любой другой стране, — отвечает он, но я бы сказал по-другому: каждая бумага подходит для чего-то, неподходящей ни для чего бумаги не бывает. Я пробую складывать из любой бумаги, даже из газетной или бумаги из вторичного сырья, пробую, медитирую и прошу Бога помочь мне. Тут неважно, какая бумага, неважно, сложено ли оригами влажным способом, но важно складывать его с любовью и молитвой. Чувство вообще играет важную роль в процессе творения. Оно — дар Бога, надо быть благодарным, если Он его послал. - Каким оригами сенсэй отдаёт предпочтение, сложным или простым? - И у тех, и у других есть свои достоинства. Оригами может быть очень простым, но выражать при этом глубокий смысл, как, например, оригами «Надежда». Если кто-то думает, что чем сложнее оригами сложено, тем оно лучше, то это неправильно. Оно должно быть красивым, но самое важное то, я повторюсь, что оригами надо делать с любовью, так, чтобы они потом тоже выражали её. Похоже, ему очень нравится отвечать на любимую тему. Тем временем, народу на выставке прибыло, сыплются новые вопросы: - Скажите, пожалуйста, сколько надо времени, чтобы научиться делать оригами? — спрашивает дама, получившая автограф мэтра. - Ну, это зависит от человека. Одному хватит и трёх лет, другому — надо больше. Но чтобы стать учителем оригами, надо иметь лет десять — пятнадцать за плечами... - Я уже девять лет занимаюсь оригами, преподаю его детям и взрослым по вашим книжкам, — не сдаётся она. - Ну, значит вам осталось совсем немного, — смеётся мастер, — доучивайтесь тогда прямо тут, так сказать, ловите случай! Урок будет после обеда. И спасибо вам большое, что вы передаёте это искусство дальше. — Йошизава радостно обнимает женщину, хлопает её по спине, и я вижу по её круглым глазам, что она тоже почувствовала в Акире бывшего кузнеца. - Вы сложили уже огромное, просто немыслимое количество оригами. Что вы складываете теперь, есть ли темы, на которые Вы складываете оригами охотней? - Нету. Это всегда и для меня самого сюрприз. - Сколько времени Вам надо в среднем, чтобы придумать оригами? Возвращаетесь ли Вы к уже готовым работам, чтобы ещё их подправить? - По-разному. Одно насекомое, тут его на выставке нет, так я его доделывал двадцать три года. Но чем старше я становлюсь, тем лучше становятся мои работы. - Насколько строго Вы соблюдаете правила оригами? - Ножниц я не использую никогда. Но подклеить где-нибудь, если не держится само или распадается от времени — это бывает. - Когда Вы впервые познакомились с этим искусством? - Мне тогда было четыре года. Дочка одного из соседей, чуть постарше меня, подарила мне однажды кораблик, сложенный из газеты. — подарок, который хорошо запомнил 84-летний мастер. — В шестнадцать лет пришли первые собственные работы. Идеи для оригами я брал тогда, да и теперь, из окружающего мира. Вот и возникали растения, люди, музыкальные инструменты, корабли, автомобили, звери. Особенно хорошо выходили кошки, может быть, оттого, что я люблю этих животных. - Скажите, пожалуйста, сенсей, как Вы заразили Запад искусством оригами? - Это случилось в 1955 году. Меня пригласили показать мои работы в государственном музее в Амстердаме. С того времени, кажется, и началось шествие оригами по свету. Я много тогда попутешествовал с моими оригами. Скажите, — спрашиваю я жену мастера, Киё Йошизава, — каково это — жить с таким незаурядным человеком? - Ах, много историй случалось у нас с ним. Семейная жизнь в Японии вряд ли другая, чем везде в мире. Но быть с ним легко, он лёгкий человек, а временами и вообще, как ребёнок, и он постоянно в пути. - Есть ли у вас дети? - Нет. Наши дети — это оригами, ученики и те, кто несёт оригами другим. - Обсуждаете ли Вы с ним его оригами? Ну, например, если Вам что-то понравилось, или нет. Критикуете ли Вы его новые творения? - Ещё как! — вмешивается в наш разговор Йошизава. — Но, бывает, даже хвалит, так что я стараюсь вовсю, чтобы заработать её похвалу, тогда она немного оставляет меня в покое. Супруги смеются, видно, как хорошо они понимают друг друга. * * * Начался урок. Он поднял перед собой квадрат бумаги и сказал: - Этот квадратный лист только выглядит маленьким и неважным, на самом деле я, в сравнении с ним, ещё меньше и ещё «неважнее». Представляя сказанное, он спрятался за стол. Это было так внезапно и наглядно, что мы невольно рассмеялись. Да, впечатление о нём, как об играющем в своём мире счастливом ребёнке, было бы, наверное, справедливым, если б не наталкивалось на мощь его таланта, которую ощущаешь, как посмотришь на творения его рук. Впрочем, есть ли тут действительно противоречие, не кажущееся ли оно? - Когда же обращаешь внимание на то малое, что нас
окружает, на мелочь даже, то всегда оказывается, что там очень и очень много
скрыто важного и удивительного. Вот мы не замечаем обычно, что мы дышим, хотя
без воздуха мы не протянем и двух минут! Разве не удивительно, например, что
общая площадь крошечных красных шариков-эритроцитов в нашей крови в тридцать
раз больше, чем площадь нашей кожи? Так и наша жизнь — это лишь маленький
кусочек общей большой жизни, где мы получаем всё от наших предков и передаём
всё нашим детям и внукам. Давайте, я покажу вам, как много энергии и силы
скрыто в одном-единственном сгибе, — он взял лист бумаги и попытался сдвинуть
им стакан, нажимая на него листом. — Видите, ничего не выходит. Сложим лист
пополам по диагонали. Вот так. Теперь развернём его снова и попробуем ещё
раз,»— он нажимает сгибом бумаги на стакан, как палочкой — и стакан поехал.
—Теперь этот лист бумаги может даже стоять. -—Он ставит квадрат на стол вертикально
на сгиб. — И всё это появилось лишь от одного сгиба! Так маленькое действие
будит наше воображение. Ведь стоит не только лист бумаги. Это уже может быть
гора, покатая улица, собака, начало дома, камня, собаки. В самом деле, может
быть это и есть собака, которая сидит, задрав морду к небу? Всё, что сказал и
всё, что происходило дальше было, в общем-то, очень просто, и в исполнении
другого вряд ли произвело бы большое впечатление, но в устах и руках этого
мудрого старика-ребёнка всё наполнялось большой глубиной и смыслом, скрытом в
каждой складке оригами, доступном ему и видимому им там, где мы замечаем лишь
игру бликов на поверхности смысла. ...Прошёл месяц. Я проявил плёнку и сделал фотографии Акиры Йошизавы, его жены и нас всех, бывших на его уроке. Но у меня нет фотографий его оригами. Они остались лишь в моей памяти, чудные, живые, полные смысла творения. Я не могу уже представить их вполне, помню только, что они были прекрасны. Говорят, в древнем Китае особо ценился жёлтый чай. Он обладал удивительным свойством иметь чудесный аромат и вкус только во время питья. А через час уже нельзя было никак этот вкус и аромат припомнить. То ли он действительно был, толи это только снилось. Что, собственно, и было ценно». Теперь познакомьтесь с парой работ мастера. Как
и в предыдущем номере, чертежи для их складывания даются без каких-либо
изменений — так, как они были любезно представлены самим Акирой Йошизавой. Виктор
Бескровных (Россия-Германия) |
|
|||
|
|
|
||||
|
|
|
|
|||
